На XXII съезде КПСС Хрущев публично объявил о том, что советские военачальники во главе с Тухачевским были арестованы по ложным обвинениям. По его словам, материалы, сфабрикованные в гестапо, германская разведка сумела передать президенту Чехословакии Э. Бенешу, который, в свою очередь, передал их Сталину.
Сталина и его окружение обвиняли в слепом доверии к гитлеровской фальшивке и нежелании поверить Маршалу Советского Союза и другим военачальникам. Однако в беседе с Ф.Чуевым в декабре 1971 г. В.М. Молотов говорил: «Мы и без Бенеша знали о заговоре, нам даже была известна дата переворота».
В середине 30-х гг. усилились оппозиционные настроения в руководстве Красной Армии, среди которого было немало выдвиженцев Троцкого. Борьба различных группировок среди советских военачальников, которую подробно описал Сергей Минаков, сосредотачивалась на противостоянии между руководством Наркомата обороны во главе с К.Е. Ворошиловым и рядом лиц, во главе которых стояли Гамарник, Якир, Тухачевский и другие. Это противостояние усиливалось, по словам Минакова, «перед лицом надвигающейся катастрофической для страны угрозы войны «на два фронта».
С самого начала создания антиправительственного заговора военная составляющая играла в нем все возрастающую роль. Значение военных заговорщиков возросло после падения Енукидзе и Ягоды. Исследователь заговора военных Сергей Минаков подчеркивал: «Всем своим поведением военная элита, сложившаяся в 1931 г., обнаруживала неповиновение, оказывала давление как на внутриполитические процессы, так в особенности и на внешнеполитические, настаивая, по существу, на изменении политического курса». Одновременно, как отмечал Минаков, военная элита «пыталась заставить Сталина и его властное окружение пойти на кардинальное изменение системы и структуры высшего руководства страной: передать один из ключевых постов — наркома обороны — своему представителю, военному профессионалу.
Сложившаяся обстановка провоцировала поиск альтернативных Сталину лидеров, гальванизируя интерес политической и военной элит к бывшим «вождям», все внимательнее присматриваясь в условиях надвигающейся войны к «вождю» военному, «угадывая» такового прежде всего в Тухачевском.
Первые сведения о заговоре военных в Москву поступили из Парижа. Есть свидетельства, что Ежов направил Сталину записку с материалами РОВСа (парижской белоэмигрантской организации «Русский общевойсковой союз»). В ней шла речь о том, что «в СССР группой высших командиров готовится государственный переворот. Утверждалось, что во главе заговора стоит маршал М.Н. Тухачевский. Сталин направил записку Орджоникидзе и Ворошилову с резолюцией: «Прошу ознакомиться».
Существуют сведения о том, что действия заговорщиков были предотвращены в последнюю минуту.
Итак, военно-политический заговор, в котором участвовали видные деятели Красной Армии, был реальностью. В то же время ясно, что в ходе его разоблачения Сталин и его окружение стремились ограничиться на первых порах понижением по должности видных военных деятелей, а после ареста 300—400 военных деятелей не расширять круг арестованных, даже если имелись люди, вовлеченные в заговор.